Полузащитник «Арсенала» Илья Максимов пережил трагедию, потерял дочь. Спустя три года футболист решился рассказать об этом.
Воспитанник «Зенита» Илья Максимов сменил много клубов. Где-то играл хорошо, где-то были проблемы. Сейчас он в «Арсенале». С этого мы и начали наш разговор.
— Вы второй год играете в Туле. Что тут интересного помимо пряников?
— Кремль, там прошла моя презентация как игрока «Арсенала». Недавно его реконструировали. Внутри классный музей оружия. Успенский собор красивый. Ещё ходили на металлургический завод на экскурсию, общались со сталеварами. Суровые ребята.
— Футболом интересуются?
— А как же? Болельщики — наше богатство. В Туле по 15 тысяч на каждой игре. Это один из главных плюсов. Опять же Москва рядом, условия отличные, полный стадион. Что ещё надо?
— Губернатор помогает команде?
— Ещё как. На стадионе вижу его почти на каждой игре. В жизни пересекался с ним только раз, когда в Тулу привозили кубок мира. Благодаря Алексею Геннадьевичу внимание к «Арсеналу» с каждым годом всё больше и больше. Дюмин любит футбол. Вижу, что клуб развивается и прогрессирует.
— Говорят, он поспособствовал переходу Артёма Дзюбы.
— Слышал. Дзюбу знаю давно, мы с ним вместе играли в школе «Спартака». Я 87-го года, он 88-го — учились в одном интернате. Он всегда таким был, ничего удивительного. Каждый день может шокировать. На одной из последних тренировок после растяжки взял и лёг сверху на Шевченко. Все ржали, как кони. Это добавляет атмосферы. Ну и футболист он отличный. Доказал это в «Спартаке», «Зените» и, что важно, в арендах.
— В «Арсенале» вы застали Сергея Кирьякова. Сильный специалист?
— Один из самых странных в карьере. Тренировались по два часа, мёрзли на поле. В квадрат играли раз в месяц, по праздникам. Даже не хочу говорить о нём.
— На одной из пресс-конференций Кирьяков говорил, что вы сменили имидж и болельщики вас не узнали. Вы тогда покрасились. Зачем?
— Пять матчей подряд не могли победить. Перед последней игрой с «Анжи» решил покрасить волосы на фарт. Выиграли. Я тогда не забил, но поучаствовал в голе — суматоху создал при угловом. Болельщики думали: кто это по полю бегает крашеный?
— Вы поработали со многими именитыми тренерами. Кто из них лучший?
— Гаджиев — номер один, он открыл во мне второе дыхание. Был сложный момент в карьере, когда я перешёл в «Волгу». Тренер меня не трогал, дал свободу. Игровую дисциплину я выдерживал, но на поле творил, что хотел. И ведь получалось.
— Кто тренер под номером два?
— Адвокат, у него европейский подход. Вне поля можешь делать всё, что угодно. Отбой в 12, а не в 11, как везде, жили по одному, а не парами. Тренировка час, а не два, но очень интенсивная. И устаёшь, как у некоторых за три занятия.
— Адвокат — человек с характером.
— Сразу это почувствовал. На тренировке что-то ему не понравилось, а я, дурачок, взял и ответил. На следующий день оказался в дубле. Ненадолго, через неделю помощник Дика Кор Пот сказал возвращаться. Сейчас бы так не ответил. Жаль, поздно, поезд ушёл — сам виноват. В силу характера так получалось. Но я ни о чём не жалею.
— Для «Зенита» Пот был важной фигурой, многое решал.
— Пока Дик был со сборной Кореи на чемпионате мира, он нас тренировал. Кор поверил в меня, дал толчок карьере. Был момент, когда Сарсания, царствие ему небесное, сказал: «Ты едешь на сборы, это твой последний шанс». Тогда я в первый раз мог закончить с футболом.
— Как?
— После чемпионства подошёл к Адвокату и сказал: «Хочу играть». Дик ответил: «Как посчитаешь нужным». Поехали на сбор в Дубай, там получил предложение от «Шинника». Тренер сказал: «Можешь уезжать, можешь остаться». Я выбрал аренду. Меня никто не выгонял, я захотел намного больше игровой практики и ошибся. Меня, по сути, заставили перейти в «Шинник». Ситуация завязана на личных отношениях. Это была большая ошибка.
— Почему?
— «Шинник» только вышел в Премьер-Лигу, тренировал команду Юран. В «Зените» у меня всё было отлично, проблем не знал. А тут — первая игра, проигрываем 0:2. Выхожу на замену, делаю пенальти, но не забиваю. Отдаю голевую. Вроде всё нормально. После игры подходит Юран: «Какого чёрта, ты вышел на лёгком аллюре?».
— Ответили?
— Удивился. Он потом со мной не разговаривал. Смотрел с таким видом, мол: ты зачем сюда приехал? У меня был пункт в контракте, мог разорвать его и вернуться в «Зенит». Я хотел, но отговорили. Проходит время, начинают наигрывать. Цепляю вирус. Месяц температура держалась. Не проходит и всё, доктора не могут понять. Только вылечился, убирают Юрана, а я травмирую ахилл. Через пару туров в Ярославль приезжает «Зенит». Встретился к Диком, попросился назад. Он согласился. Считай, три месяца зря потратил.
— Вы сказали, что ни о чём не жалеете. Смолов, к примеру, жалеет, что ушёл из «Фейеноорда».
— А я, что из «Тулузы». Дело было так. Я играл у Сарсании в «Академике». Ездил на стажировку в лондонский «Арсенал», потом во Францию. Петржела хотел забрать в «Зенит», но я выбрал «Тулузу». Приехал, а тренер ставит правым защитником. Выхожу на тренировку, против меня Стефан Дальма (футболист сборной Франции, играл в «Марселе», ПСЖ, «Интере», «Тоттенхэме» и «Расинге» — Прим. «Чемпионата»). Я тупо не тянул, «валтуз» был приличный.
— Валтуз?
— Это когда возят тебя рылом.
— Зачем тогда оставаться?
— Тренер изначально звал на мою позицию, но на месте объяснил: надо закрыть правый край. Дыры мной затыкали. Ну какой я правый защитник? В общем, прилетел Сарсания подписывать контракт. Мне уже наняли учителя французского, отец со мной жил. Денег по сравнению с «Зенитом» предлагали в разы больше. Грубо говоря, давали 3000 евро, а в «Зенит» я поехал на 700 долларов. Предоставляли машину, жильё. Подружился со всеми, коллектив был хороший. Отец получил вид на жительство.
— И всё равно уехали.
— Это случай. Уже подписываем контракт, тут Костя говорит: «На, возьми трубку». Слышу тогдашнего президента «Зенита» Давида Трактовенко: «Илья, мы тебя ждём». Моментально решил: не хочу оставаться. Я же тренировался на искусственном поле со второй командой. Синтетику не переношу. В Тулузе жара за 40, кипел там. Говорю отцу: «Поеду в «Зенит». Дал слабину и жалею об этом.
— О чём подумали, когда попали к Венгеру в «Арсенал»?
— Всё как во сне. Мне 15 лет, а тут Анри, Кэмпбелл, Юнгберг, Симен. Лужный помогал, переводил. Ещё Виталик Денисов там был. Прошли взрослый тест: прыжковый, беговой. Виталик по физике был хорош, а я слабенький. Зато Лондон поразил. Видел его только на картинках, а тут на колесе обозрения прокатился. Приняли нас супер: дорогой отель, деньги давали на еду приличные. Домой подарков привёз, одежды родителям накупил. Шикарная поездка.
— Продолжая тренерский топ — кто третий?
— Ташуев. У него агрессивный, атакующий футбол, всё время на мяче, на отскоках. Как в баскетболе — оторвался, получил. Постоянно взрывная работа, жёсткий прессинг. Такой футбол нравится. Ташуев помешан на «Барселоне» с её «тики-такой». Защитники высоко играют, выше центра поля. Надо обыгрывать один в один, не бояться, а не как у некоторых. Футбол сложный, энергозатратный, но я кайфовал. Несмотря на ФНЛ. При определённых обстоятельствах Ташуев мог стать большим тренером. Может, ещё станет.
— Возможно, приседания со штангой помешали? Футболисты их очень не любят.
— Приседания — отдельная история. Я тоже их не люблю, через раз, но делал. Ташуев думает, что так закачивают спину. Мне, учитывая мои проблемы, это противопоказано. В итоге дёрнул поясницу и два месяца восстанавливался.
— Вы часто ломались по ходу карьеры. Самая обидная травма из всех?
— В «Анжи». Под большим пальцем есть небольшая косточка, она и сломалась. Никто не мог понять, что за травма, полгода с переломом играл. Палец болел, выходил на уколах. Не смог доиграть несколько матчей, когда боролись за выживание. Улетел на операцию в Рим. Не в тему произошло, меня тогда вызвали в сборную. А тут операция, косточку удаляют, из-за обезболивающих разрушаются ткани.
— Как же тренироваться?
— Никак. Работал раз в неделю, в остальное время даже бегать не мог. Или ещё ситуация. Только перешёл в «Анжи». Перед первым выездом в Томск травмировал боковую связку колена. Врачи говорят: «Через месяц пройдёт». Но я выходил на тренировки и испытывал боль. Никто не знал, что со мной. Летал в Мюнхен, обследовался и назад. Так несколько раз. Три месяца лечился.
— А ущемление седалищного нерва, которое у вас тоже было в период игры за «Анжи», — это что такое?
— Ужасная хрень. Если защемит, задница до полугода может болеть. Вроде ничего особенного, но не мог сделать рывок. Только ускорюсь, сжимается задняя поверхность бедра, шагу не сделать. Вообще не пойму, как это получилось. Я настолько нелепые травмы получал за карьеру, ни один человек в мире так не страдал. Все ноги в шрамах. Если бы не они, играл бы сейчас в «Барселоне».
— С кем из чемпионского «Зенита» остались близкие отношения?
— С Кержаковым-младшим дружу. Недавно встречались, отель «Зенита» рядом. С ним, кстати, была история. Отправили как-то Мишу заниматься с дублем «Зенита», его тогда Чугайнов тренировал. Керж что-то недопонял и не пошёл. Я его прикрыл, сказал, что парень был с основой. Но это не помогло. В итоге это единственный случай, когда человека, условно говоря, выгнали из дубля в основу.
— Ваш бывший партнёр по «Зениту» Олег Самсонов закончил карьеру в 28 и занялся строительным бизнесом. Вам 31 — задумывались, что будете делать после футбола?
— Ха, получать удовольствие. Вложил деньги в бизнес в Нижнем, отец им занимается. Есть недвижимость: банный комплекс, турбаза. Закончить с футболом я не боюсь. Если травмы не замучают, лет до 35 поиграю. Чтобы было потом о чём рассказать. А не так, что болтался всю жизнь как дерьмо в проруби. Рад, что в 31 год выступаю в Премьер-Лиге, и не на последних ролях.
— Был момент, когда хотели закончить?
— Оставалось полгода до конца контракта с «Зенитом», пришёл Спаллетти. На сбор поехало человек 40, тот же Самсонов. А мне спортивный директор Корнеев сказал: «Ты не едешь и с дублем тренироваться не будешь». Восемь месяцев ничего не делал, получал зарплату. В какой-то момент сказал отцу: «Наверное, буду заканчивать». Папа поддержал: «Не вздумай, но решать тебе». Я задумался, нанял тренера по физподготовке. Два раза в день занимался, держал вес.
— Тяжело.
— Понял, надо перетерпеть, жизнь не заканчивается. Это самые ужасные дни в моей жизни. Написал бумагу в РФС, по закону «Зенит» не мог запретить тренироваться с командой. Разрешили, но там искусственные поля, молодёжь. Попросился работать самостоятельно. Давыдов дал добро. В общем, последнюю игру провёл в ноябре, следующую только в августе.
— Варианты были?
— «Крылья» звали, но я не хотел бороться за выживание. Уже имел негативный опыт в «Химках». Это самый ужасный сезон в карьере.
— Почему?
— Костя [Сарсания] принял команду и попросил помочь. Не мог отказать. Всё было хорошо, пока не разорвал заднюю поверхность бедра. Восстановился, и почти сразу полетела боковая связка колена. Только и делал, что лечился. Потом Сарсания ушёл, «Химки» перестали платить, стояли в зоне вылета. После того сезона в «Зенит» пришёл Спаллетти, и мне не дали шанса.
— Как попали в «Нижний Новгород»?
— Перед этим я встретился с Андреем Гордеевым, договорился о переходе на минимальные деньги в «Сатурн». Выезжаю в Москву подписывать контракт. И тут мне звонит человек, который помогал в этом переходе, и говорит: «Ничего не получится, клуб закрывается — банкрот». Я в шоке.
— Никто не мог помочь?
— Отвернулись все, кто был рядом четыре года, пока я играл в Питере. Никто не брал, говорили: «Да у него характер, постоянные травмы. Кому он нужен?». Тут позвонил Егор [бывший судья Игорь Егоров]. Говорит: «Пойдём к нам, не заканчивать же?».
— Деньги, наверное, смешные.
— В «Зените» получал около миллиона рублей в месяц. В «Нижний Новгород» пошёл на 200 тысяч. Да и те не платили. Но мне было всё равно, впервые с 17 лет играл дома. Три месяца побыл там, в каждой игре забивал, отдавал. На драйве заняли третье место. Тогда снова объявились люди, которые от меня отвернулись. В итоге перешёл в «Кубань».
— Бывший нападающий «Зенита» Андрей Николаев рассказывал, что в его время премиальные составляли 1800 долларов. Но только тем, кто сыграл. А при Адвокате, по его словам, платили уже 20 тысяч всем, кто числился в заявке.
— На самом деле 7 тысяч. За лидеров и «Луч-Энергию» — 12. Башню не рвало, деньги как приходили, так и уходили — легко. Может, Николаев так же хотел, не знаю. Пусть скидывает номер карты — я переведу.
— 10 лет назад вы говорили: «Готов уйти в любой клуб, чтобы вернуться в «Зенит». Думаете, это возможно?
— Если быть реалистом, шансов мало. По игре «Зенит» не лучшая команда в лиге, но это большой клуб. Лучший в России. Не скажу, что с детства мечтал играть там. Я же из спартаковской школы. «Зенит» для меня определённый этап, не более. Главная команда моей карьеры — это «Анжи».
— Спартаковский ромбик для вас что-то значит?
— Ничего, просто эмблема. Но школа «Спартака» многое дала. Мой первый тренер Анатолий Федосеевич Королёв воспитал Титова. Он всегда сравнивал с ним, говорил: «Ты прям как Тит». В «Химках» на сборах удалось потренироваться с Егором. Кайфовал рядом с ним. Жаль, не удалось поиграть вместе, он не договорился с клубом о продлении отношений и уехал в Казахстан.
— Признайтесь, перешли в новый «Анжи» из-за денег?
— Нет, имел хороший контракт в «Крыльях», чувствовал себя как царь и бог. Это было сложное решение, долго думал. Главным фактором стала Лига Европы. Не волновало, что ушли Виллиан, Это’О. Остались Ещенко, Жусилей, пришли Быстров, Смолов, Бухаров, Алиев. С этой бандой могли бороться за еврокубки.
— А в итоге боролись за выживание.
— Надо было умудриться вылететь тем составом. Дико не фартило. Концовку провалили, я пенальти не забил на последних минутах в матче с «Кубанью». Помню, подхожу к точке, мяч уже вижу в воротах. Потом всё как в тумане, очнулся, он уже на трибунах. Растеряли много очков. Никто даже представить не мог, что такое возможно.
— Как реагировали дагестанские болельщики?
— Угрожали. В Махачкале от любви до ненависти один шаг. Чего только не услышал в свой адрес. Писали, что я специально промахнулся, что сделал ставку на 0:0, что я инвалид.
— Переживали?
— Нет, это только слова. В обычной жизни в Махачкале всё спокойно. При мне ничего не взрывалось, никто не стрелял, не нападал. Это всё миф. Хотя, если честно, я там редко бывал. Тренировались в основном в Кратово или «Лужниках». На 100 процентов уверенным быть не могу.
— В Лиге Европы тот «Анжи» играл с «Тоттенхэмом». О чём подумали, когда вышли на «Уайт ХартЛейн»?
— Что наш футбол далеко позади. Скорости, мощь, работа с мячом — всё на другом уровне. Помню момент с Муссой Дембеле. Рвусь к воротам, думаю: «Я ближе к мячу, сейчас как пробью». Тут он берёт меня за кадык, оттесняет назад, забирает мяч и спокойно уходит в сторону. Фантастика! Против нас Сольдадо играл, Уокер. Доусон по бровке носился как поезд мимо нищего. Сумасшедший состав. И еще момент: хоть игра ничего не решала, собрался полный стадион. Вот тебе и разница.
— В следующем матче с «Гентом» вы отличились – получили красную карточку.
— Перестарался. Григалава пошёл в атаку и потерял мяч. Я хотел отработать за партнёра, совершить мелкий фол, чтобы не пропустить дома на последних минутах. Конечно, подвёл команду. Эта была моя первая карточка в Лиге Европы и сразу красная. Сильно переживал, три дня не спал.
— Это не единственное удаление в вашей карьере.
— Было еще два. Одно смешное: играли с «Томью» в Самаре. Я через Комкова перешагнул, а он закрутился, как девочка, якобы я на него наступил. Чертов симулянт! Судил арбитр из Нижнего, Белов. Показал мне красную вообще ни за что. Это была его первая и последняя игра на таком уровне. Другой раз удалился за «Волгу» с «Динамо». Подкатился под Нобоа. Не жестко, но тогда было правило: если идёшь в стык прямой ногой, то как будто используешь шипы как оружие. Дисквалифицировали на три игры.
— Какие отношение у вас были с Сёминым?
— Сложные. Играли с «Тереком», на 70-й минуте замена. Я кинул капитанскую повязку Алмейде, он её уронил. Подумали, что я швырнул её на газон. Находился в тот момент около дальней от скамейки стороне поля. Проигрывали 0:2 и чтобы не терять время, я сразу пошёл в раздевалку. На следующий день собрание. Сёмин объявляет о моём переводе в дубль. Но скоро Палыча убрали и я вернулся в состав.
— Уже не топовый, но всё еще звёздный. Писали, что вы устроили пьяный дебош в самолёте.
— Неправда. Дело было так. Отыграли матч с «Амкаром», посидели в ресторане. Утром вылет. Ну зашли в аэропорт навеселе, ну посмеялись: хи-хи, ха-ха. В автобусе, который вез нас к самолету, увидели певца Игоря Николаева, спели ему пару песен. Он поприкалывался с нами. Загрузились в самолёт, кто-то попросил сока. Пошутили на эту тему, ничего криминального. Просто люди хотели попиариться за наш счёт и вложили эту грязь: футболист такие-сякие. А по факту ничего особенного там не было.
— Как узнали, что информация просочилась в СМИ?
— Приземлились, поехал домой отсыпаться. Вечером открываю глаза, генеральный [директор Кораблёв] звонит: «Вы чего там устроили?». Я в шоке. Ответил, что ничего. Никакого беспредела не творили, никого не обливали, не хамили, за усы не дёргали. Это всё выдумки.
— К слову о перелётах — в ФНЛ они могут быть сложными. Самый дикий случай, как вы добирались на игру?
— Летели как-то в Тюмень с «Анжи». Там дикий снегопад. Сели в Екатеринбурге, «на собаках» добрались до места. Стадион весь в сугробах. Четыре часа спал в раздевалке, ждал пока поле почистят. Вышел на игру, уже ничего не хочется. 1:0 победили и сразу назад. Или выезд во Владивосток. 9 часов в небе. По прилёту не отдупляешь, где находишься. Как будто обезьяна на поводке ведёт — там утро. Слава богу, в ФНЛ только с «Анжи» катался, да три месяца с «Нижним». Ад, врагу не пожелаешь. Возможно, его стоит пройти, чтобы потом поприкалываться. Но к футболу это отношения не имеет.
— Ребята из ФНЛ могут обидеться. Как парни из Перми, когда вы сказали: «Если не «Амкар», кого тогда обыгрывать?»
— Хорошее настроение было. Провели классный матч с «Динамо», но проиграли. Следующая игра с «Амкаром», ну я и пошутил. Первым написал Маслов, по-доброму приколол. Они даже повесили мои слова в раздевалке, как напоминание. В итоге мы вели 1:0, но из-за ошибки защитника упустили победу.
— Вы могли перейти в «Рубин». Почему не получилось?
— Отцу лично звонил Бердыев. Причём не в первый раз. Бекиич хотел меня пригласить еще когда я играл в «Волге». Наверное, это самый крутой клуб, куда мог перейти из «Крыльев». Лига чемпионов, борьба за чемпионство. Но по определённым причинам всё сорвалось. Вмешались люди, о которых я не хочу говорить.
— Тогда поговорим о медалях. У вас есть одна необычная.
— Не чемпионская? Дайте подумать. Медаль детской футбольной лиги, точно! У меня в Нижнем свой дивизион — Максимова. Каждый год провожу детские турниры. По итогам, команду победителей отправляю на финальный турнир. Оплачиваю проезд, проживание. Медаль вручили за развитие детского нижегородского футбола. Приятно этим заниматься.
— Благотворительность — это про вас?
— Ещё когда был женат, супруга активно этим занималась. Через «Анжи» создали фонд. Оттуда списывали деньги от зарплаты всей команды. В Нижнем отвозили детям одежду, предметы первой необходимости. Помогал и помогаю, чем могу.
— Посоветуйте неочевидное место в Нижнем Новгороде — что посмотреть во время чемпионата мира?
— Езжайте в Дивеево, 170 км от города. Святое место. Словами не описать, надо приехать. Ощущение, что попадаешь в другой мир. Много церквей, монастырь. Стоит искупаться, умыться в святых источниках или пройтись по Святой Канавке. Въезжаешь туда и чувствуешь очищение. Люди приходят и перед иконами обсираются. Простите, но охранники видели это, люди на глазах исцелялись. Как у Матроны на Таганке. Почему человек идёт в церковь, когда плохо и не вспоминает о ней, когда хорошо? Это главная ошибка. Чуть что-то, сразу бегут, а так, и не помнят о боге. Не бывает, чтобы сходил в храм и на следующий день всё хорошо. Стараюсь периодически посещать святые места вне зависимости, что происходит в жизни. Один-два раза в год получается.
— Вас когда-нибудь предавали?
— Самой обидный случай был лет в 13. Мне нравилась одна девушка. На неё запал мой товарищ. Говорю ему: «Если хочешь, общайся с ней — я всё равно завтра в Питер уеду». Отнекивается: «Оно мне не надо». Потом узнал, что человек втихаря с ней встречался и рассказывал гадости про меня. Навсегда прекратил с ним общение, такое не прощаю.
— На деньги кидали?
— Мне много кто должен. Половину забыл или простил. Но есть один человек, он был моим другом. Не зря говорят: «Хочешь потерять друга, дай ему взаймы». Я дал и очень крупную сумму. Не миллионы долларов, но миллионы рублей. Уже пять лет отдаёт. Только сейчас начал, четыре года молчал. Больше друзьям не одалживаю.
— Единственный гол в еврокубках вы забили левой ногой. Что делаете также редко?
— Книжки читаю. Не люблю, это нудно. За всю жизнь одну осилил, Чейза (Джеймс Хедли Чейз, популярный британский автор детективов — Прим. «Чемпионата»). Даже не помню, о чём она.
— У вас много татуировок. Почему футболисты их так любят?
— Не знаю, нравится просто. Первую сделал еще в Питере, 17 лет было. Там японские иероглифы. На одной ноге: «Здоровье, счастье, удача». На другой знак зодиака — водолей. У меня все татуировки со смыслом. Они как амулет, для самоуспокоения. Мама была недовольна, когда я забил оба рукава. Сказала: «Еще раз будет что-то такое — удаляй мой номер из телефона». А папе всё равно, говорит — хоть весь обрисуйся.
— Самая важная татуировка для вас?
— Та, что связана с дочкой.
— Простите, известно, что она умерла. Но вы никогда не рассказывали, что случилось.
— Прошло время и, наверное, я могу рассказать. Говорят, детей забирают за грехи родителей. Не знаю, что я натворил, чтобы заслужить такое. Даже самому конченому подонку на свете не пожелаю потерять ребёнка. Тем более, в таком нежном возрасте. Пройдя через это люди или совсем пропадают, или становятся сильнее, их не сломить. Теперь понимаю, что самое ценное в жизни. Дочь навсегда со мной, это самый дорогой человек в моём сердце. 30 марта будет три года, как ушла Анечка. В шесть месяцев поставили диагноз: «болезнь Вердинга-Гоффмана». Мышцы атрофируются из-за поражения спинного мозга. Есть три стадии, когда может возникнуть эта болезнь: первая — до года, вторая — до 15 лет. Третья начинается с сорока, но живёшь нормально, до семидесяти может быть всё в порядке. Это генетическое заболевание, оно неизлечимо. Вероятность возникновения: одна на миллион. Она возникает только тогда, если этот ген есть у обоих родителей. Увы, именно так было в нашем случае. Дочь взяла 50 процентов у меня и 50 от жены. Если бы этого гена у одного из нас не было, всё было бы идеально. А так произошла мутация. Каждый день просыпался с вопросом: «Как там Анюта?» Засыпал с мыслью: «Жива она, не жива?». Не описать словами — это худшее, что может быть в жизни. В семье никто не говорил об этом, но все готовились к худшему. Мы медленно шли к этому, хотя в глубине души надеялись, что американцы или немцы что-то придумают. Подключили лучших специалистов, использовали дорогие лекарства, специальные аппараты. К концу мышцы Ани так атрофировались, что она не могла глотать. Питалась кашками, всё перемолотое, как пюре. Три года без двух дней моя жена, мама и отец делали всё, чтобы дочь жила. Им памятник надо поставить. При таком диагнозе дети не дотягивают до года. 6-7 месяцев и всё. А у меня дочка радовалась, всё понимала. Мы ждали, что появится лекарство, но на тот момент его не было. Нет и сейчас, хотя в Америке учёные активно исследуют эту проблему. Мы делали всякие упражнения. Каждый час гимнастика, специальная еда. Нужно строго следить, чтобы в пище не было комков или твердых кусков. Жена вообще почти не спала. Следила за ребёнком, чтобы перевернуть, если неудобно, или что-то поправить. Сама Аня этого не могла. Но при этом мы были счастливы. Время шло, я играл в футбол. Встречались с «Лучом» в Махачкале. Звонит жена: «Нас положили в больницу». А нам вообще нельзя болеть, иммунитет падает. До этого три раза было воспаление лёгких, чудом выжили. Лёгкие слабые, грудка маленькая. Решил, что Олеся [супруга] всё знает, доктора помогут. Думал, всё обойдётся. Проходит игра, беру билет, лечу в Нижний. Такое ощущение, что дочка меня дождалась. Захожу в реанимацию, а у неё пульс 200! Смотрит на меня наполовину синяя и не понимает, что это папа. Мама и жена боялись зайти к ней, а я три часа там провёл. Дальше первая остановка сердца, вторая. Вроде завели. В 9 утра сердце Ани остановилось совсем. Это было 30-го числа, 2-го у неё день рождения. Получилось так, что в тот день я её хоронил. Ни эмоций, не слёз ничего не было. Как мумия стоял замороженный. Не понимал, что происходит. Больше всего переживал мой отец. Не хотел жить, чуть не прыгал в могилу. Так он её любил. Наши мамы, жена — все в слезах. Я успокаивал, хотя себе места не находил. Футбол помог чуть-чуть заглушить эту боль. Сразу улетел на игру, иначе угодил бы в психушку. Через тур я забил и показал футболку с фотографией дочери. Сейчас Анечка мой ангел хранитель. Чувствую, что она мне помогает. Никто не поверит, скажут бред, но в «Анжи» я поддевал ту футболку и всё шло как по маслу. Когда перешёл в «Арсенал» ни разу не делал этого. И снова меня преследуют травмы. Ни одной игры на своём уровне не провёл. Только пару раз до травмы было что-то похожее. Футболка порвалась, дома лежит. Но всё равно чувствую, что дочь где-то рядом.
Иван Карпов, «Чемпионат»